Как открывалась первая в стране филармония

В июне 1921 года прошел первый концерт Петроградской Государственной филармонии. В зале бывшего Дворянского собрания на бывшей Михайловской улице бывший придворный императорский оркестр играл Чайковского (музыку для Советской России, тоже, кажется «бывшую»). Как, зачем и для кого была открыта первая советская концертная академическая сцена в стране?

1921 год. Где-то далеко от бывшей имперской столицы подходит к печальному финалу история Белой армии, а вместе с ней и надежды на восстановление прежнего мира. В Петербурге тяжело, мучительно умирает Александр Блок. По сфабрикованному делу расстреливают другого поэта – Николая Гумилева.

Так заканчивался блистательный Серебряный век. И в это же время начинался век первой в истории страны филармонии.

Создание Государственной филармонии в голодном, нищем 1921-м кажется парадоксом, нонсенсом. Кругом разруха Гражданской войны. Хлеб по карточкам. Лозунги. Марши трудящихся. Высылка «бывших» – аристократы бросают дворцы и усадьбы и становятся парижскими таксистами и гувернантками.

Надеть фраки, белые рубашки и бабочки, чтобы играть в это время Чайковского и Бетховена? Не контрреволюционная ли это идея? Оказалось, что нет.

Декрет об образовании Государственной Петроградской филармонии 13 мая 1921 года подписывает нарком просвещения Анатолий Луначарский. Этому предшествует долгий период согласований и большая пропагандистская кампания, которую развернул Луначарский в прессе еще в первые послереволюционные годы.

Тогда важной задачей нарком видел спасение бывшего императорского симфонического оркестра. В необходимости существования коллектива, созданного в царские времена, уверены далеко не все, но Луначарский умеет быть убедительным. В «Петроградской правде» от 27 сентября 1918 года он пишет:

Приемы революционной риторики присутствуют и в «Положении о Государственной филармонии». Главной целью создания авторы проекта объявляют «централизацию всех академических, исполнительских и подсобных им коллективов Петрограда в один общий музыкальный коллектив, <…> одно идейное связанное учреждение».

В конце документа – рукописная пометка: «Тов. Куперу. Проводить в жизнь».

Дирижер Эмиль Купер станет, пожалуй, главным персонажем истории открытия филармонии и главным действующим лицом первого филармонического сезона.

Его имя хорошо известно дореволюционной публике: Купер работал в Москве в Большом театре, принимал участие в «Русских сезонах» Дягилева в Париже и Лондоне, гастролировал по Европе, представлял премьеры знаменитых композиторов-современников: так, в 1909 году в Москве, в присутствии автора, Купер дирижировал Божественной поэмой и Поэмой экстаза Скрябина.

За первых три филармонических сезона Купер даст в Большом зале 123 концерта – невероятно много!

А еще Купер моет вместе с оркестрантами зал, хлопочет о новых трубах: не оркестровых, а водопроводных. Трогательная пометка: «Зал отапливается» появится на филармонических программках только в середине зимы. В 1924 Эмиль Купер уедет на гастроли по Европе и, как и многие музыканты, больше никогда не вернется в Россию. Вскоре после открытия покинет страну и солистка первого концерта – скрипачка Цецилия Ганзен.

В 1922 году ее портрет напишет Илья Репин – уже в финских «Пенатах». Отсюда Ганзен отправится не обратно в Петербурге, а в Европу и Америку, где тут же получит признание и успех. А пока скрипачка играет на открытии Концерт Чайковского. В программе открытия также звучат Шестая симфония и «Франческа да Римини» Чайковского.

Эту программу повторяют три раза подряд – 12, 15 и 19 июня, а затем еще раз в июле. И зал каждый раз полон!

Эмиль Купер с восхищением пишет:

Ощущение от воспоминаний музыкантов, от филармонической деловой переписки, от программ первого сезона – невероятный энтузиазм. Программы составлены без скидок на новую публику: в филармонии исполняют симфонии, дают «клавирабенды», проходят «бенефисы». И этот просветительский пыл – такая же примета времени, как исполнение «Интернационала» в начале некоторых программ или обозначения адресатов концертов: «В пользу голодающих», «Для Петрогубполитпросвета», «В пользу безработных Союза работников искусств».

На афишах нет имен гастролеров – молодая страна пока не имеет возможности приглашать зарубежных звезд. Но выступают солисты знаменитой труппы бывшего Мариинского театра, дирижирует Александр Глазунов, играют музыканты, карьера которых сложилась еще в прежние, дореволюционные времена. Играют и молодые исполнители, которым предстоит прославить уже новую, советскую школу: фортепианные вечера дают Владимир Софроницкий и Мария Юдина, оба они в 1921 году только окончили Петроградскую консерваторию.

В программах много Бетховена и Вагнера – идеологи новой страны берут их в «сообщники» великих революционных идей. Но также звучат сочинения композиторов, навсегда покинувших страну – явление, позднее немыслимое – Рахманинова, Стравинского.

Для трудящихся масс играют сложную, непонятную музыку – Фантастическую симфонию Берлиоза, декадента и мистика Скрябина. Странным, невероятным контрапунктом развернувшей антирелигиозной кампании смотрятся на филармонических афишах названия хоровых духовных сочинений: «Ангел вопияше», «Верую», «Ныне отпущаеши» ...

В концертной программе есть и перерывы. Первый из них – осенью. В октябре на протяжении целой недели в Большом зале ежедневно идут показы масштабного, почти четырехчасового «киноспектакля» американского режиссера Дэвида Гриффита «Интолеранс» («Нетерпимость»).

Впоследствии его назовут предтечей «артхауса», а влияние Гриффита будут признавать все молодые советские кинематографисты. Известно, что показы в Большом зале произвели огромное впечатление на будущего хореографа Жоржа Баланчина и поэта Михаила Кузмина. В почти четырехчасовом кинодействе соединятся разные эпохи – от Вавилона до Америки 1910-х. Один эпизод называется «Жизнь и страдания Христа».

Ближе к концу сезона концерты в зале снова прерываются, но не ради киносеансов или развлекательных программ: в Большом зале проходит так называемый «Петроградский процесс 1922 года». Судят священников во главе с митрополитом Петроградским и Гдовским Вениамином за сопротивление «изъятию церковных ценностей». На судебные заседания продают билеты. Итог процесса – десять смертных приговоров.

Во втором сезоне духовных концертов в Филармонии больше не будет. Да и вообще многое изменится.

Как и в любом начинании первых постреволюционных лет в истории открытия Петроградской филармонии было что-то от утопии. Неслучайно позднее, уже в следующих сезонах, в праздничных программах ко дню 7 ноября или к профсоюзным праздникам, будут звучать не Девятая симфония Бетховена или «Поэма экстаза» Скрябина, а песни народов СССР и сочинения «правильных» советских композиторов.

Но, вероятно, первые сезоны успевают привлечь и воспитать «свою» публику. И именно эти, «серьезные» академические программы неизменно будут сопровождаться вопросами о «лишнем билетике» у входа в Большой зал.